Летняя рапсодия [Сборник] - Грейс Грин

Поставив чайник на огонь, Консуэла повернулась к бывшему воспитаннику.

— Джози — это не твоя бывшая жена. Ей нравится здесь. — Подойдя поближе, она уставилась на него острым словно бритва взглядом. — И она любит тебя.

Лицо Льюка не дрогнуло, но внутри все перевернулось.

— Она сама это сказала?

— Зачем говорить? Каждому дураку видно. Ты тоже неровно дышишь.

Льюк не собирался этого отрицать, но ему нужно было свернуть разговор на Джози.

— Если она что‑то и чувствует ко мне, то лишь потому, что жених задел ее самолюбие. А я — замена.

— Ха! — Консуэла одновременно всплеснула руками и тряхнула головой. — Ничего он не задел. Ты знаешь это не хуже, чем я.

Он знал, что Консуэла права. Просто он не осознавал этого раньше.

— Однако между увлечением и любовью большая разница.

— Да, конечно. Увлечение у человека снаружи, а когда любовь — она вот здесь. — Толстушка говорила с пафосом, возложив полную руку себе на грудь. — Когда она настоящая, многие люди это знают, но не слушаются своего сердца. Они или боятся, или упрямые, или дураки.

— Думаю, ты говоришь о каком‑то другом человеке, — заметил Льюк раздраженно.

Пропустив его тон мимо ушей, Консуэла продолжала:

— Если ты позволишь девушке уехать, ты совершишь величайшую ошибку в жизни. Она тебя любит, я могу это доказать. — Кивнув на пластиковую сумку, брошенную на стол, она продолжала: — Посмотри, что там.

Льюк не мог сказать, почему его сердце вдруг застучало, а во рту появился такой вкус, словно он сжевал кусок мела. Нечто, таящееся в этой сумке, собиралось нанести ему удар.

Он взял ее в руки так осторожно, словно она могла взорваться. Потом, злясь на себя, вывалил на стол содержимое.

Какое‑то шитье. Похоже на мамин ковер‑одеяло, только верхняя часть непростегана. Неужели Джози с Консуэлой его распороли? Он недоуменно уставился на экономку.

— Что это такое? Что это значит?

— Джози делала тебе новое одеяло, чтобы подарить к Рождеству. Сюрприз.

Он снова стал разглядывать одеяло и теперь увидел, что кусочки ткани — другие, более яркого цвета, а строчка мельче, чем старая.

— Она оставила его, — сказала Консуэла. — Говорит, оно ей больше не нужно.

— Ты знала, что она его шьет? — Льюк продолжал удивленно разглядывать рукоделие.

Консуэла кивнула:

— Я помогла ей снять со стены старое, чтобы она могла срисовать.

— Но почему? Зачем она это делала?

Консуэла коварно усмехнулась:

— Подумай сам, Льюк. Однако быстрее шевели мозгами. Когда я уходила, она почти кончила укладываться.

Льюк вспомнил тот день, когда Джози впервые увидела ковер‑одеяло, сделанный матерью. В ушах прозвучали ее слова: «Сколько любви вложено в эту вещь! Ручаюсь, вы ее чувствовали, когда им укрывались».

Неужели Джози хотела вот так же обернуть его в свою любовь? Это не обычный подарок, думал он, не тот, что дарит служащий своему начальнику к Рождеству или один приятель другому. Нет, в него вложены личные чувства. Это подарок от любящего сердца.

В углу вышивки он увидел слова: «Стремись к звездам», и ком застрял в горле. Ваша мама хотела, чтобы вы следовали своим мечтам, сказала она.

Так когда же я перестал мечтать? — размышлял он сейчас. Как только перестал доверять людям. И больше не следил за падающими звездами.

От шитья пахнуло знакомыми духами. Подняв ткань к лицу, он стал жадно вдыхать запах.

Долгие годы он не был избалован вниманием. Мать погибла, отец замкнулся в себе, жена его бросила, а сам он воздвиг крепкую стену, отгородившую его от людей. Крепость должна была уберечь его от обид, но превратилась в камеру.

Потом появилась Джози — все понимающая, душевная, с ямочкой на щеке. Она пробила брешь в его обороне. Зачем он остался внутри своей тюрьмы, когда дверь отворилась? Не поверил любимой женщине?

Любимая женщина. Грудь его заполнило вдруг чувство восторга, появилось сознание цели.

Любимая женщина. Конечно, Джози, только она. И если это рукоделие означает то, что он думает, значит, она его тоже любит. Вдвоем можно добиться счастья, а ради счастья стоит рискнуть.

Как права Консуэла! Джози — лучшая женщина, встреченная им на своем пути. Что я за дурак! Позволить ей исчезнуть только из страха, что она уедет когда‑нибудь? Да она же уезжает сейчас, Господи Боже мой!

Нужно ее задержать. И оставить рядом с собой, до конца жизни.

Подойдя к Консуэле, он запечатлел на ее щеке долгий поцелуй.

— Ты старая кумушка, которая вечно сует нос в чужие дела. Но за это я тебя и люблю!

Полное лицо экономки покрылось морщинами от широкой улыбки, а множество подбородков задрожало от удовольствия.

— Побереги свои нежности для Джози.

Но Льюк не слышал — он уже бежал к двери.

— Вот черт! — Джози, с досадой колотившая по рулю, нечаянно нажала на гудок.

Опять ее машина застряла в грязи. Все как тогда. Стремясь уехать с ранчо как можно скорее, она выбрала кратчайший путь, мимо конюшни, и теперь готова была убить себя с досады. Господи, ну как я могла забыть, до чего раскисает эта дорога!

Может, подложить картон под колеса? Уж чего‑чего, а картона хватает: вся машина забита коробками с ее имуществом. Не вылезая из машины, она повернулась к заднему сиденью и оторвала несколько картонных крышек.

С картоном в руках она смотрела в ветровое стекло, не решаясь выйти. Дождь лил как из ведра — так же точно, как в день ее приезда.

Вода никого еще не убила насмерть, сказала она себе. Не сидеть же здесь до бесконечности, пережидая дождь. Уже начинает темнеть, а мне нужно убраться из этого места сегодня, чего бы мне это ни стоило.

Решение покинуть ранчо дорого ей далось: она чувствовала себя так, словно сердце ее вырезали из груди.

Натянув на голову капюшон, Джози рывком распахнула дверцу. Холодный дождь захлестал по лицу. Держась за кузов машины, девушка добралась до задних колес и нагнулась, чтобы подложить под них картон. Результат был равен нулю: в считанные секунды картон размяк, и все усилия пропали даром.

Разогнувшись, Джози увидела светящиеся фары. Чья‑то машина огибала конюшню.

Грузовичок Льюка. Сердце ее подпрыгнуло. Боже, это еще зачем? Разговор с ним лишь усугубит тяжесть разлуки.

Она видела, как Льюк вылез из грузовичка и направился к ней. От волнения у нее сразу пересохло во рту, что весьма разозлило девушку. На нем был дождевик желтого цвета, а с ковбойской шляпы ручьями стекала вода.

— Джози… Слава Богу, я еще застал тебя! Нам нужно потолковать. — Он говорил громко, чтобы перекричать шум дождя, голос звучал настойчиво и хрипло.